Пустынник Елисей
В Оптиной Пустыни, просиявшей благодатью духоносного старчества, было много подвижников. Одни из них по своему характеру решительные и твердые, как преподобный Лев, другие – более мягкие и как будто совсем незаметные. Преподобный Макарий Оптинский писал: «Даров Божиих много. Преподобному Арсению дано было равноангельное житие – служить Богу в безмолвии. Другие, наоборот, служат Богу в кипучей деятельности. Но уподобляются зарывающим свой талант те, кто отказывается от места, на которое их поставляют согласно воле Божией».
Об одном оптинском иноке, который долгие годы по послушанию жил в лесу, и, подобно великим подвижникам, обрел такое внутреннее устроение, что научился понимать язык природы, рассказывается в Летописи Оптиной Пустыни.
* * *
С юных лет Елисея Кирилловича Шувалова влекла пустынническая жизнь. Он родился в городе Богородицке Тульской губернии, был крепостным, и в молодости служил камердинером. Когда полк, в котором служил его барин, стоял в Козельске, Елисей впервые оказался в уединенной Оптиной Пустыни, всем сердцем прилепился к ней и часто ходил на монастырские службы. За воздержанную жизнь и преданную службу барин перед смертью даровал Елисею вольную.
На 23-м году жизни, в 1825 году, Елисей поступил в Оптину Пустынь. По свидетельству Летописи Оптиной Пустыни, в то время «обитель была скудна, и имела нужду в братии». В житии старца Моисея уточняется, что братство «состояло из 40 человек. Не все они были люди способные, не все духовно преуспевшие; даже приличного иеродиакона для праздничных служений не было, и надобно было приглашать светского диакона из ближнего села или города. На обители был долг в 12 тыс. рублей; запасов для продовольствия братии пищей, одеждой и обувью также не было».
С любовию был принят Елисей в обитель, и по традиции как новоначальный был определен в хлебню, семь лет провел в братской поварне, со временем став старшим поваром. Потом исполнял различные послушания: трудился в просфорне, на рыбной ловле, был звонарем, будильщиком, топил церковные печи, пел на клиросе, был смотрителем часовни, которая находилась в 7-ти верстах от обители.
А потом получил послушание сторожа монастырского леса, который находился в трех с половиной верстах от обители.
Прожив столько лет в лесном уединении, старец Елисей сроднился с этой жизнию и полюбил ее. Любил ходить пешком, и не любил ездить. К праздникам приходил из лесу в обитель, а после службы опять возвращался в свое уединение. Грамоты он не знал, сам не пожелал ее изучать, чтобы, как говорил он, меньше о себе думать. Четок в руках он не имел, находя, что без них ему удобнее и лучше хранить молитвенную память.
Оптинский летописец отмечал, что «никто не только из людей, но и из хищных лесных обитателей, ни разу не потревожил его ничем. Рассказывал старец, что ему случалось встречаться с идущим поодаль медведем или волком, но они мирно проходили своей дорогой, не нарушая его спокойствия. А от других, пернатых насельников, наполнявших лет, маленьких птичек, он пользовался даже любовию и расположением; они хорошо знали его, и слетались на его зов, рассаживались ему на руки, на плечи, а некоторые поглупее (выражение самого старца) из молодых, садились прямо на шапку, с полною уверенностью за свою безопасность, и клевали предлагаемый им корм».
Но в январе 1874 года старец занемог, всю зиму и весну пролежал в монастырской больнице. Только с наступлением лета стал он немного поправляться. Старец стал выходить на воздух, где с умилением и радостью любовался природой, воздавая хвалы Премудрому Творцу и Создателю этой красоты.
Во время тяжелой болезни ему предлагали принять монашеский постриг, но он, несмотря на многие убеждения со стороны о. игумена и духовника, по глубокому смирению своему, уклонился от пострига.
26 мая 1877 года Елисей-пустынник был приобщен Св. Христовых Таин, и в ночь на 28-е число, в субботу тихо почил о Господе на 75-м году своей жизни, прожив в Оптиной Пустыни 52 года.