Аудио-трансляция:  Казанский Введенский

Заз­ре­ние се­бя и са­мо­у­ко­ре­ние во всем при­но­сит сми­ре­ние, а оное сох­ра­нит мир.

преп. Макарий

Как се­бя уко­рять? Очень прос­то. Со­весть сра­зу за­го­во­рит, сра­зу бу­дет об­ли­чать, а нам ос­та­ет­ся толь­ко сог­ла­сить­ся, что пло­хо сде­ла­ли, сми­рен­но об­ра­тить­ся к Бо­гу с мо­лит­вой о про­ще­нии. Хо­тя ми­ну­ту, хо­тя пол­ми­ну­ты, а на­до обя­за­тель­но уко­рить се­бя так. На­ше де­ло уко­рить се­бя, хо­тя бы и на очень ко­рот­кое вре­мя, а ос­таль­ное пре­дос­та­вим Бо­гу.

преп. Варсонофий

Ког­да мы се­бя уко­ря­ем, мы ис­пол­ня­ем­ся си­лы, ста­но­вим­ся силь­нее – ду­хов­но, ко­неч­но. По­че­му так, мы не зна­ем. Это за­кон ду­хов­ной жиз­ни. Как в на­шей те­лес­ной жиз­ни мы подк­реп­ля­ем си­лы пи­щей, так и в ду­хов­ной жиз­ни на­ши ду­хов­ные си­лы подк­реп­ля­ют­ся са­мо­у­ко­ре­ни­ем.

преп. Варсонофий

«Бог не стыдится принимать
нас снова и снова...»

У некоторого человека было два сына; и сказал младший из них отцу: «отче! дай мне следующую мне часть имения». И отец разделил им имение. По прошествии немногих дней младший сын, собрав все, пошел в дальнюю страну и там расточил имение свое, живя распутно.

Когда же он прожил все, настал великий голод в той стране, и он начал нуждаться; и пошел, пристал к одному из жителей страны той, а тот послал его на поля свои пасти свиней; и он рад был наполнить чрево свое рожками, которые ели свиньи, но никто не давал ему.

Придя же в себя, сказал: «сколько наемников у отца моего избыточествуют хлебом, а я умираю от голода; встану, пойду к отцу моему и скажу ему: отче! я согрешил против неба и пред тобою и уже недостоин называться сыном твоим; прими меня в число наемников твоих». Встал и пошел к отцу своему.

И когда он был еще далеко, увидел его отец и сжалился; и, побежав, пал ему на шею и целовал его. Сын же сказал ему: «отче! я согрешил против неба и пред тобою и уже недостоин называться сыном твоим». А отец сказал рабам своим: «принесите лучшую одежду и оденьте его, и дайте перстень на руку его и обувь на ноги; и приведите откормленного тельца, и заколите; станем есть и веселиться! Ибо этот сын мой был мертв и ожил, пропадал и нашелся». И начали веселиться.

Старший же сын его был на поле; и, возвращаясь, когда приблизился к дому, услышал пение и ликование; и, призвав одного из слуг, спросил: «что это такое?»

Он сказал ему: «брат твой пришел, и отец твой заколол откормленного тельца, потому что принял его здоровым».

Он осердился и не хотел войти. Отец же его, выйдя, звал его. Но он сказал в ответ отцу: «вот, я столько лет служу тебе и никогда не приступал приказания твоего, но ты никогда не дал мне и козленка, чтобы мне повеселиться с друзьями моим; а когда этот сын твой, расточив имение свое с блудницами, пришел, ты заколол для него откормленного теленка». Он же сказал ему: «сын мой! ты всегда со мною, и все мое твое, а о том надобно радоваться и веселиться, что брат твой сей был мертв, и ожил, пропадал, и нашелся» (Лк. 15, 11–32).

... Это была довольно унылая картина: сумерки, темное поле и силуэты суетящихся свиней, толкающих друг друга у корыта с рожками… А царский сын, превратившийся, вернее сам себя превративший, в свинопаса, жадно смотрел на эту возню у корыта, «и он был рад наполнить чрево свое рожками, которые ели свиньи, но никто не давал ему». Чужая страна, чужая жизнь, чужие свиньи...

Как это вообще могло случиться? Может быть это только страшный сон, и надо только проснуться, только встряхнуться, только протереть глаза и все вернется вновь: и дом отца, и радость, и молитва, и тепло очага, и самое главное — любовь, которой все окружены в этом доме!!!

Но блудный сын открывал глаза и видел перед собой опять ту же картину: сумерки, темное поле и силуэты суетящихся свиней у корыта с рожками! И слезы лились по его щекам. Все бросили его, как только у него закончились деньги: и друзья, и блудницы... Чужестранец! Нищий! Жалкий свинопас!

Мир очень много обещает, но в конце концов — всегда обманывает. После эйфории греха остается только одно: звенящая душевная пустота, смертельное уныние и мрачный сердечный холод. Где обманчивые сверкающие улыбки? Где объятия дружественных рук?

«Что нам пользы, — говорит пророк Ездра, — если нам обещано бессмертное время, а мы делали смертные дела? Что нам пользы, если нам уготована слава Вышнего, а мы ходили по путям злым?»

Остается только одно: покаяться, смириться, «прийти в себя», и начать долгий, тяжелый, непростой, но такой нужный, такой необходимый «исход из страны греха...»

«Сколько наемников у отца моего избыточествуют хлебом, а я умираю от голода! Встану, пойду к отцу моему и скажу ему: «отче! я согрешил против неба и пред тобою и уже недостоин называться сыном твоим… Прими меня в число наемников твоих!» 

«Смирение! — восклицает блаженный Августин, —  Смирение — вот та дорога, по которой возвращаются к Тебе, Господи!»

А что Отец? Как он встретит этого оборванного, грязного, нищего свинопаса? Может быть выпорет? Накажет плетьми? Посадит для острастки в глубокую яму? А может быть, просто холодно отвернется и этим покажет, что этому блудному сыну уже закрыт вход в отцовский дом?

«... И когда он был еще далеко, увидел его отец и сжалился, и, побежав, пал ему на шею и целовал его!»

«Итак, вы уже не чужие, — говорит ап. Павел, — и не пришельцы, но сограждане святым и свои Богу!» Покаяние делает человека «своим Богу». 

«Бог не стыдится принимать нас снова и снова!» Небесный Отец принимает всех тех, кто ушел «на страну далече», но все же нашел силы покаяться: без всяких условий, без всякого напоминания о прошлой греховной жизни потому, что ведь уже произошло самое ценное: «человек был мертв и ожил, пропадал и нашелся!» И как это поистине прекрасно: человек нашелся для Бога, нашелся для Вечности!

И, оказывается, что как только он, младший сын, ушел из Отцовского Дома, ушел гордо, с чувством своего достоинства, с полагающейся ему частью наследства — он сразу стал мертвым! Он веселился на пиру жизни, пил дорогие вина, танцевал — и не знал, что он мертв! Он наслаждался зрелищами, блудил, смеялся — и не догадывался, что в нем нет жизни! Человек «носит имя, будто жив, но он мертв»!

В желании человеком автономии от Бога уже заключена смерть. В учении 12 апостолов сказано, что есть только два пути: один — путь жизни; другой — смерти и велико различие между этими двумя путями. Любой человек, живущий в этом мире сам вправе выбирать: жить ли ему в доме Небесного Отца, избыточествуя духовным хлебом; или уйти на «страну далече», и стать беглецом от Бога.

Как замечательно говорит один богослов: «любовь Божия берет на себя риск в даровании человеку свободы!» Небесный Хлеб, блаженная Вечность или свиное корытце земных удовольствий: что перевесит? Старец Паисий говорит: «Если погубишь себя земным — потеряешь небесное!»

И, безусловно, эта притча о нас. Потому что, когда мы грешим — то мы становимся беглецами от Бога, мы добровольно удаляемся в эту страну греха… Св. Григорий Нисский говорит: «Следуя греху, душа неизбежно становится перебежчицей в стан врага!»

В древнем патерике повествуется история о том, как преп. Макарий Великий, проходя по пустыни, нашел череп, валявшийся на земле. «Кто ты?» — спросил авва у черепа. «Я был главным жрецом язычников, живших здесь, теперь мы все мучаемся в аду..!» И он стал описывать страшные мучения, которые он испытывает. Старец заплакал, выслушав его и сказал: «Несчастный тот день, в который родились эти люди!» «Но те, кто под нами, — воскликнул череп, — мучаются еще сильнее!» «А кто же там?» — в ужасе спросил Макарий Великий. И тот ответил: «Мы, не знавшие Бога, еще несколько помилованы, но познавшие Бога и отвергшиеся Его, и не творившие Его воли — находятся под нами. И муки их — велики!»

На верующих людях лежит огромная ответственность: и за себя, и за тех людей, которые нас окружают, и с которыми мы так или иначе сталкиваемся, и, наверное, ответственность — за весь мир! Очень часто мы нашу так называемую духовную жизнь относим в какую-то абстрактную область. Вот моя реальная будничная жизнь с ее тревогами, с ее неустройством, с ее радостями и надеждами. А вот — жизнь духовная: книги, богословие, молитва, Псалтирь...

Но дело в том, что жизнь не делится на части! И наши молитвы и наше предстояние пред Богом должно пропитывать, пронизывать, насыщать нашу простую ежедневную жизнь. Как кто-то прекрасно сказал, что все, что окружает нас в жизни, все с чем мы сталкиваемся на каждом шагу — все должно быть для нас поводом для молитвы. И наши трудности, и искушения, и боль непонимания друг друга, и маленькие духовные победы — все это должно научать нас молитве!

А через молитву обретается свобода. «Где дух Господень — там и свобода!»  Проявление свободы помимо Бога, и без Бога — это страшный обман, вызов Небу, хитрость и уловка лукавого змия! Младшему сыну казалось, что уйдя от Отца он становится свободным… Наоборот, уйдя от Отца — он потерял свободу!

До тех пор, пока человек привязан к чему-либо в этом мире больше, чем к Богу — он не может быть свободным!  Если он привязан к своей собачке — значит он раб своего домашнего животного. Если он привязан к своей новой машине, то он — раб блестящей груды металла. Если он привязан сердцем к своим страстям — то он раб этого страшного легиона…

Блудный сын сидел в сумерках жизни и смотрел на силуэты суетящихся свиней у корыта с рожками... Чужая страна, чужая жизнь, чужие свиньи…

И он плакал и вспоминал Отцовский дом! Такой светлый и такой радостный! Он чувствовал, что оказался обманут, и что ему досталась не жизнь, а только ее объедки…

Но самое главное — он уже «приходил в себя», и в его душе рождалось очень важное решение — возвращаться!

Надо обязательно возвращаться!

Потому, что свиное корыто жизни без Бога — пусто и отвратительно...

А жизнь в Доме Небесного Отца — благодатна, полна и радостна!