Оптина после 1923 года. Разорение

В апреле 1923 года оптинская сельхозартель была закрыта. Только пятнадцать человек из бывших членов артели были оставлены в монастыре как музейные работники, в основном сторожа. Остальные монахи были вынуждены покинуть скит, некоторых арестовали.
На Страстной неделе Великого поста 1923 года был арестован и старец Нектарий. «…По мартовской обледенелой дорожке уводили из скита отца Нектария, – вспоминал очевидец. – Слабенький старец шел и падал. Монастырский хлебный корпус был превращен в тюрьму, куда привели едва держащегося от слабости старца. А когда ударили в монастыре к чтению 12 Евангелий, подъехали розвальни и увезли его в городскую тюрьму».
18 августа 1923 года власти потребовали от всех монахов, в том числе и музейных сторожей, в двухдневный срок выселиться из Оптиной. А на следующий день, в праздник Преображения Господня, был запечатан последний действующий храм обители – Казанский.
Помещения музея были осмотрены (ревизированы) калужским и козельским прокурорами. Вскоре в отношении Л.В. Защук началось следствие, а в апреле 1924 года она была окончательно отстранена от должности. Еще недавно всевластный супруг заведующей Главмузеем Н.И. Седовой-Троцкой проигрывал в жестокой внутрипартийной борьбе, поэтому последствием ее заступничества стало лишь освобождение из-под ареста Л.В. Защук. К этому времени монашеское братство в стенах Иоанно-Предтеченского скита уже перестало существовать. Последний оптинский настоятель и большинство монахов поселились в Козельске.
В 1924 году бывший монастырь был взят на госохрану как историко-мемориальный памятник. Хотя жители окрестных деревень предпринимали попытки сохранить для богослужений хотя бы один оптинский храм, даже собирали подписи, но им было отказано. В августе 1924 года на заседании Оптинской ячейки РКП(б) даже был поставлен вопрос о переименовании «былого гнезда монахов» в поселок имени А.В. Луначарского. Советской власти было ненавистно даже само имя Оптиной пустыни.

В летнее время музей сдавал монастырские кельи дачникам за довольно низкую цену. Во времена НЭПа был открыт частный продовольственный магазин в бывшей монастырской иконно-книжной лавке, расположенной на лестнице. А в столярной мастерской работала бригада столяров, изготовляющих для дачников мебель.
Занимался музей и монастырской библиотекой, соединив ее с библиотекой скита. В начале ХХ века в оптинской библиотеке, по разным данным, хранилось от 20 до 30 тысяч книг, среди которых были уникальные издания и рукописи. Духовных книг, конечно, было большинство, но имелись и целые разделы по истории, географии, этнографии, философии, словесности, медицине, ботанике, статистике, топографии, сельскому хозяйству, а также отдел «Художества и искусства». Великолепный справочный отдел включал в себя энциклопедии, словари, всевозможные справочники, месяцесловы, календари, дорожники, даже морские лоции. До революции при библиотеке действовала переплетная мастерская с зингеровскими станками для шитья, резки бумаги, рубки картона, – она была очень быстро разворована. Обе библиотеки перевезли в скит, в кирпичное трехэтажное здание при храме святителя Льва Катанского. К концу 1926 года научный сотрудник музея К.В. Покровская завершила работу по разбору и размещению книжного фонда на новом месте.
24 мая 1927 года Оптина пустынь стала историческим отделом Калужского областного музея. Незадолго до этого Калужский губисполком принял решение о том, что монастырь в музейном отношении большой ценности не представляет и потому не стоит затрат на содержание. Руководство музея решило создать в монастыре экспозицию, посвященную Льву Толстому, что и было реализовано впоследствии.
В 1928 году музей был закрыт. Чтобы спасти редкие книги и уникальные рукописи библиотеки, в Москве была создана специальная комиссия. Но распоряжением местных властей книги в течение недели спешно хаотически свалили в мешки и отправили в Москву, тщательно разобрать их не удалось. Ныне часть оптинской библиотеки находится в хранилищах Российской государственной библиотеки (бывшая Государственная библиотека СССР им. В.И. Ленина). Разными путями книги со штампом библиотеки Оптиной пустыни попали также в библиотеку Московской духовной академии. По свидетельству Н.А. Павлович, 200 экземпляров были переданы из РГБ в Музей имени Андрея Рублева, еще какая-то часть библиотеки оказалась в Нью-Йорке, в Свято-Владимирской академии, а в Париже «Международная книга» торговала оптинскими книгами в розницу.

После закрытия музея оставшиеся скитские здания были переданы в ведение Козельского уездного исполкома в качестве дачного поселка. К сожалению, последние работники музея не смогли спасти имущество обители, представлявшее историческую ценность. В 1929 году одна из комиссий зафиксировала, что «обнаружен целый ряд экспонатов, брошенных на месте, которые ранее по их нумерации числились как ценные экспонаты, например: несколько портретов бывших царей, крупных помещиков, старцев… картина “Суд Батыя над князем и гражданами города Козельска” и другие»[14].
Оптину уничтожали планомерно. По свидетельству монахини Марии (Добромысловой), после отъезда комиссии множество брошенных книг попытались продать с аукциона, который устроили прямо на паперти собора, но желающих приобрести их оказалось мало. Были раскуплены только богослужебные книги, а остальные проданы козельским торговцам и всем желающим по цене макулатуры. Книги и брошюры, хранившиеся на складе оптинских изданий, разобрали местные жители на хозяйственные нужды.
С аукциона было продано и все имеющее материальную ценность: мебель, вещи домашнего обихода, церковная утварь, пригодная в хозяйстве. Особенно охотно покупали подризники: шелковые, атласные, сатиновые – на пошив платьев. Оставшуюся церковную утварь сдали на металлолом. Большие иконы и иконостасы из всех храмов монастыря и скита были отвезены в Козельскую профтехшколу. Небольшого размера иконы раздавали бесплатно.
Тогда же разорили и кладбище – железные и чугунные памятники, плиты, кресты и ограды были отправлены на металлургический завод, деревянные пошли на топливо. Могильные холмики тщательно сравняли с землей, и теперь это место напоминало кладбище лишь остатками фундаментов памятников и крестов.
Зимой 1928–1929 годов начали уничтожать заповедный лес между монастырем и скитом. Спиленные деревья отвозили в Козельск на лошадях. По воспоминаниям очевидцев, иногда одно огромное бревно, уложенное на дровни с прицепом, тащили четыре лошади, – и таких бревен было много.
В 1928 году был уничтожен большой монастырский колокол весом около 900 пудов, бархатный голос которого порой был слышен за 20 километров окрест. Чтобы снять колокол-великан, безбожникам пришлось разломать оконный проем, и тогда он упал на лестничную площадку и разбился. Во время Великой Отечественной войны верхний ярус колокольни рухнул, после чего ее окончательно снесли, сохранился лишь нижний ярус.

В 1931 году в Оптиной открыли дом отдыха имени Горького. Число отдыхающих с каждым годом увеличивалось. Однако, по мнению властей, расходы не окупались, поэтому музей стал продавать с аукциона немногое сохранившееся монастырское имущество. Вначале было продано все, что имелось в рухольной: сукно, кожа, другие материалы. Затем начали продавать церковные облачения – несколько раз в течение года их партиями отвозили в Козельское казначейство для продажи с аукциона.
В 1939 году бесснежная зима с сорокаградусными морозами погубила монастырский плодовый сад. А в годы войны были срублены почти все деревья на территории монастыря и скита: липы и лиственницы, окружавшие четыре храма и кладбище, тополя, которыми были обсажены дороги вокруг стен монастыря до самого парома. В скиту остались дуб-великан, одиноко стоящий возле «сажалки»[15], превратившейся в грязную канаву, два кедра – остатки рощи, да несколько лип.
В 1939–1941 годы на территории обители располагался концлагерь НКВД, куда после начала второй мировой войны привезли польских офицеров. В разное время там находилось от двух до шести тысяч заключенных. Большинство из них было осуждено ОС НКВД к лишению свободы от 3 до 5 лет. В начале Великой Отечественной войны, 8 октября 1941 года, Козельск и Оптина пустынь были захвачены фашистами – оккупация продлилась 81 день. Когда город был освобожден, до 1943 года в монастыре разместили эвакуационный госпиталь, а в 1944–1945 годы – проверочно-фильтрационный лагерь НКВД СССР для возвратившихся из плена советских офицеров. Затем обитель стала местом дислокации танкового батальона и пехотного полка. В послевоенные годы многие монастырские здания были разрушены и разобраны на кирпич, а в сохранившиеся монастырские и скитские корпуса заселили жителей Козельска и окрестных деревень. В скиту разместили также сельскую школу.
За годы запустения были разрушены кладбищенская Всехсвятская церковь и больничная Владимирская, у сохранившихся храмов снесены главы, от Казанского собора и храма преподобной Марии Египетской остались лишь стены, частично разрушена ограда. Источник преподобного Пафнутия Боровского зацементировали, так как к нему за водой приходили паломники, но родник пробился на поверхность земли в другом месте.
В 1967 году благодаря усилиям директора Козельского краеведческого музея В.Н. Сорокина в скиту был открыт литературный отдел музея. Его экспозиция была посвящена Л.Н. Толстому, братьям И.В. и П.В. Киреевским, Н.В. Гоголю и Ф.М. Достоевскому.
В 1974 году монастырь был принят на государственную охрану как памятник истории и архитектуры. Началась реставрация, которая проводилась крайне медленно. Удалось восстановить лишь башню со Святыми вратами.

Вот что увидел в Оптиной директор издательства «Молодая гвардия» В.Н. Ганичев, приехав в обитель с группой экскурсантов в 1976 году. «Святого места не было, – пишет он. – Был самый мерзостный разор, который мне когда-либо приходилось видеть. Раскрошившимися останками кирпичей торчали зубцы разрушенных монастырских строений, купола на храме не было, двери на другой церкви вообще были заколочены. Посреди бывшего монастырского двора валялись части от разобранного трактора, а может, и комбайна: колеса, остатки гусениц, искривленный штурвал. В стороне стоял и сам проржавевший железный конь. О покосившийся каменный крест боком терлась корова. Значит, тут погост, тут могилы. Но могил не было. Были навозные кучи да клочки сопревшей соломы. По останкам кладбища прыгала спутанная лошадь. Окропляемые мелким дождем, побрели мы по чавкающей поляне. Споткнулся о каменную плиту. Может быть, она сама поднялась и остановила путников. В сероватом свете видны какие-то буквы. Извилистая трещина проходила наискось плиты, и я долго не мог разобрать написанное. Наконец прочитал: “Ки-ре-ев-ский”. Боже мой! Великий сын России, ее духовный столп… Тут же другая плита, раздробленная гусеницами проехавшего трактора. Здесь, на священных камнях, воцарилось волею начальствующих невежд сельскохозяйственное ПТУ… Встревоженная нашими голосами, поднялась с высоких деревьев и закружилась стая ворон. Вот, вот – это их вековечный танец над останками брани! Над прахом. Прошли дальше в лес, в скит монашеский. В скиту было еще тяжелей: церковь закрыта, доска была пропущена сквозь ручку и, кажется, приколочена. Наверное, давно. Сквозь дождь прошли к домику, где висела плита с надписью, что тут бывал Достоевский. Но и домик был закрыт. Да, пустынь, полная одиночества, разора, пустоты, мрака».
В то же время, как отмечал В.А. Солоухин, «скит и все в скиту уцелело в большей целости и сохранности, нежели в основном монастыре. Полкилометра расстояния от Оптиной, меньшая капитальность и крепость скита, в особенности наружной стены (но и других построек тоже), косвенно помогли ему уцелеть, и разрушительная волна прокатилась как бы над ним»[16].
Однако мерзость запустения, воцарившаяся в святом месте, не смогла уничтожить в народе память об Оптиной и ее старцах. На протяжении десятилетий безбожия свет Оптинской святыни хранили сердца «малого стада» христиан – ведь оптинское старчество было служением святых всему своему народу, которое продолжилось в их молитвах, в их неустанном предстательстве о нас пред Богом. Именно благодаря молитвам святых русская душа не умерла, но сохранила искру Божию, сохранила свою веру, идентичность и ценности.