«Пути небесные» И.С. Шмелёва К 150-летию со дня рождения писателя
Известный писатель Иван Сергеевич Шмелёв (1873–1950) посещал Оптину пустынь, знал ее насельников. После революции, оказавшись в эмиграции, писатель задумал написать ряд очерков об обители для газеты «Православная Русь», выпускаемой Братством преподобного Иова Почаевского. Однако впоследствии творческий замысел был значительно расширен, и писатель стал работать над романом «Пути небесные». Книга создавалась на протяжении пятнадцати лет (1935–1950). Первый том романа «Пути небесные» был завершен И.С. Шмелёвым в мае 1936 года, второй писался в 1944–1947 годах. Смерть писателя в 1950 году оборвала работу над третьим томом.
Прототипом главного героя романа стал инженер Виктор Алексеевич Вейденгаммер (1843–1916), дядя супруги писателя. В начале романа писатель замечает: «Эту чудесную историю – в ней земное сливается с небесным – я слышал от самого Виктора Алексеевича, а заключительные ее главы проходили почти на моих глазах».
Герой романа, как и многие его современники, родившиеся в середине XIX века, прошел путь духовных исканий через полное отрицание Церкви, нигилизм, неверие.
«В детстве он исправно ходил в церковь, говел и соблюдал посты; но лет шестнадцати, прочитав что-то запретное, – Вольтера или Руссо, – решил “все подвергнуть критическому анализу” и увлекся немецкой философией. Резкий переход от “нравственного календаря” к Шеллингу, Гегелю и Kaнту вряд ли мог дать что-нибудь путное юному уму, но и особо вредного не случилось: просто образовался некий обвал душевный.
– В церкви, в религии я уже не нуждался, – вспоминал о том времени Виктор Алексеевич. – многое представлялось мне наивным, детски-языческим. “Богу – если только Он есть надо поклоняться в духе, а в поклонении Бог и не нуждается”, – думал я. И он стал никаким по вере.
Сороковые годы ознаменовались у нас увлечением немецкой философией, шестидесятые – естественными науками. В итоге последнего увлечения – крушение идеализма, освобождение пленной мысли, бунтарство, нигилизм. Виктор Алексеевич и этому отдал дань.
– Я стал, в некотором смысле, нигилистом, — рассказывал он, — даже до такой степени, что испытывал как бы сладострастие, когда при мнe доходили в спорах до кощунства, до скотского отношения к религии. В нем нарастала, по его словам, «похотливая какая-то жажда-страсть все решительно опрокинуть, дерзнуть на все, самое-то священное… духовно опустошить себя». Он перечитал всех борцов за свободу мысли, всех безбожников-отрицателей и испытал как бы хихикающий восторг.
– С той поры “вся эта ерунда”, как называл я тогда религию, – рассказывал Виктор Алексеевич, – перестала меня тревожить. Нет ни Бога, ни дьявола, ни добра, ни зла, а только “свободная игра явлений”. И все. Ничего “абсолютного” не существует. И вся вселенная — свободная игра материальных сил».
Виктор Алексеевич посвятил себя любимой работе, а в семейная жизнь, устроенная по нравам того времени, не сложилась.
Виктор Алексеевич оставил семью ради любви к Дарьиньке, белицы одного московского монастыря. Не получая развод от бывшей жены, они жили невенчанные, в гражданском браке.
Как отмечал А.М. Любомудров, «внутренним сюжетом романа становится духовная брань героев со страстями и помыслами, с искушениями и нападениями темных сил. Глубокая воцерковленность, молитвенный подвиг, внутренний мир христианской души – моменты, почти не отраженные русской классикой, – нашли проникновенное воплощение на страницах последнего романа писателя».
И.С. Шмелёв считал, что замысел его романа был новым для отечественной словесности: «Во всей литературе и жизни я не нашел, как становятся верующими… рационалисты. Тут… благодать. Обращение рационалиста кипучего – где?! … Ах, какая это задача! И надо ее попытаться решить. И нельзя обойтись без … чуда! Но надо и “чудо” определить. Я не хочу “страха” и “несвободы”».
Об инженере Вейденгаммере упоминается в записках монахини Амвросии (Оберучевой), которая пишет, что инженер приехал на строительство железной дороги Козельск–Сухиничи в 90-х годах XIX века вместе с молодой женщиной. «Он приехал с ней, как с женой, и поселился в Козельске на время постройки этой ветки железной дороги. Жена его (он называл ее Даня) была очень хороший человек, удивительной кротости: она влияла на мужа своей светлой личностью, с ней он переродился. Скоро она познакомилась со старцем Иосифом, полюбила его и сделалась его духовной дочерью. Когда она шла к старцу, муж сопровождал ее и терпеливо ожидал, сидя на скамейке недалеко от хибарки в скиту. Однажды ему надо было ехать по делу в одну местность за несколько верст, и он решил взять с собой Данечку, так как было лето. Даня не хотела ехать, не взяв благословения у старца, и накануне отъезда они пошли в Оптину. Он терпеливо ждал ее на скамейке. Возвратившись, Данечка сообщила, что батюшка не благословил их ехать завтра, потому что они могут погибнуть. Виктор Алексеевич возмутился: ему надо ехать, а она слушает бредни какого-то старика... И много еще упреков посыпалось на нее. Она вернулась опять к старцу, рассказала, как муж недоволен... Батюшка встал, начал молиться перед иконами. Достал небольшой образок Божией Матери Казанской, благословил ее и сказал:
– Ну, езжайте, Царица Небесная спасет вас.
На другой день погода была прекрасная, они сели в маленькую тележку и отправились вдвоем. Проехали версты три-четыре от города, лошадь начала храпеть, и они с ужасом увидали: от опушки леса, прижавшись к земле, на них надвигается громадный тигр, вот-вот сейчас прыгнет на них...
Неверующий Виктор Алексеевич:
– Боже, спаси Данечку!
А она привстала и стала крестить воздух вокруг данным ей батюшкой образком... Страшный зверь сделал прыжок через дорогу и, не достигнув их, скрылся в лесу.
Скоро постройка дороги окончилась. Инженера командировали на другую стройку — в Ростов-на-Дону. Уезжая, он сказал Данечке, чтобы она скорее управилась со своими домашними делами и ехала к нему. Оставшись пока в Козельске, она первым долгом отправилась к старцу, благословилась распродать свою мебель и подготовиться в дорогу. Потом исповедовалась у батюшки, причастилась, пособоровалась и отправилась в дорогу. Во время пути ей надо было сойти; она торопилась выйти, и ее перерезал поезд. Дали знать Вейденгаммеру. Скорбь его была безгранична, он совершенно отчаивался, хотел застрелиться, но мысль: «Ведь Данечка не погребена, кто же будет ее хоронить?»— удержала его.
Он доехал и похоронил Данечку в Рудневе около церкви (это дача Шамординского монастыря): она особенно любила это место, они с нею много раз бывали там. (Матушка казначея помнит эти похороны.) Теперь он свободен и должен покончить с собой. И еще мысль:
– Ведь Данечка так любила старца, пойду ему сообщу.
Рассказывал он старцу о ее смерти и при этом признался, что теперь не может жить... Смиренный, кроткий старец необычно твердо сказал:
– Ты должен поступить в монастырь в память Дани.
– Как же я могу поступить, когда я неверующий развратник?
– Ты должен это сделать в память Дани, – опять твердо сказал старец.
– Я пьяница, курильщик.
– Пей, кури, но так, чтобы никто не видел.
Он долго и много охаивал себя, и на все это был один твердый старческий ответ:
– Все равно, при всем этом ты должен поступить в монастырь…
Известно, что Виктор Алексеевич исполнил благословение старца Иосифа, в 1900 году поступил в Иоанно-Предтеченский скит Оптиной пустыни и оставил о себе добрую память у братии. В летописи скита было отмечено: «1916. Апреля 17. Сегодня вечером последовала внезапная кончина рясофорного монаха о. Виктора (Алексеевича Вейденгаммера), поступившего в скит в 1900 г. Покойный страдал приступами удушья давно, и с ним было уже несколько ударов. Видимо, один из таковых и прекратил его жизнь. О. Виктор приобщался Св. Христовых Таин на Страстной седмице и в Великие Светлые дни находился в высоком духовном настроении. Простота, искренность, доброта, прямодушие, чуждое лицемерия и лукавства, и отзывчивость на всякую скорбь ближнего приобрели ему общее уважение, и он пользовался ото всех любовию и расположением. Талант, данный ему от Господа, особенно проявлялся в знании им инженерного, архитектурного и технического искусства; в том же деле трудился он неленостно в монастыре и скиту и своими познаниями приносил большую пользу обители. Трудолюбие и высокие его нравственные качества дают твердое основание надежде на блаженное воздаяние ему в вечности. В этом уповании утверждает и то обстоятельство, что почивший после того, как раздался зов Божий в катастрофе с его женою, раздавленною поездом на ж.д., не замедлил порвать с миром, несмотря на вся красная и благая его, предпочтя сим последним “единое на потребу”. Достойно примечания, что гроб с телом умершего, стоявший в храме до пятницы, в удовлетворение просьбы родных, желавших присутствовать на погребении, не обнаружил никаких признаков тления. Могила покойного – рядом со свежею могилою иером. о. Ираклия. Вечная им память».
Так произошло чудо внутреннего преображения души, о котором и хотел поведать И.С. Шмелёв в своем последнем романе. В письмах к И.А. Ильину И.С. Шмелёв неоднократно говорит о том, что его захватило “чудо перерождения. Да, на моих глазах невер – стал вером, до… клобука! Это – действительность. Меня всегда мучил (и теперь, о, как еще!) этот таинственный процесс преображения. … Этот путь всегда меня пытал, нудил: приоткрой ход… познай хоть чуть-чуть, как это делается».