<<предыдущая оглавление следующая>>
СНЫ, СНОВИДЕНИЯ
Борется он [враг] с людьми и во сне и наяву; так, смущает душу разными сновидениями. Например, то показывает во сне адские мучения, желая навести страх и уныние, то, наоборот, представляет, что человек блаженствует в раю с ангелами и всеми святыми, стремясь возбудить в нем духовную гордость. Я, вообще, против веры в сновидения, потому что, веря снам, легко подпасть козням врагам, но бывают сны и благодатные. Они отличаются от обыкновенных снов тем, что никогда не забываются, а как вылитые из стали, стоят перед человеком.
Когда я был еще в миру, то знал одного инока из Раифской Пустыни, который рассказал мне три замечательные сна, виденные им в разное время и исполнившиеся с удивительной точностью.
«Однажды, – говорил он, – когда я был еще мирянином, купцом, ехал я по лесу и был застигнут грозою. Небо было все обложено свинцовыми тучами, раздавались ужасающие раскаты грома, каждую минуту надо было ждать проливного дождя. (Не думал я тогда, что эта гроза будет иметь значение для всей моей последующей жизни). Лошадка моя тряслась от страха. Я отпряг ее, привязал к дереву, бросил свежей травки, а сам, чтобы укрыться от дождя, забился под опрокинутую повозку. Когда гроза прошла, и дождь перестал, я вылез было из своего убежища, хотел запрячь лошадь и отправиться в путь, но, не знаю почему, вдруг почувствовал усталость и желание еще отдохнуть. Я лег на старое место и моментально заснул. Вижу во сне необозримое поле, на нем возвышается конусообразная гора, а на вершине ее стоят три Старца; от них с горы спускается большой свиток, на котором написано: «В таком-то году и месяце посвящен в иеродиакона». Я проснулся и недоумевал, что бы мог означать этот сон? Приехав домой, рассказал его жене, она засмеялась: «Хоть бы прямо в диакона, а то в иеродиакона, да разве ты монах?» Дети тоже улыбаются. Затем рассказал его своему духовнику, тот задумался: «Не сумею объяснить ваш сон, но думаю, что он будет иметь для вас значение, хорошо, что вы его записали».
С тех пор прошло 30 лет, и много воды утекло за это время. Жизнь моя совершенно изменилась. Во-первых, я потерял жену, с которой так счастливо прожил столько лет, дети же все были пристроены. Желая развлечься, так как я очень скучал по жене, поехал я путешествовать и остановился в Казани. Раз вижу сон, будто нахожусь в каком-то величественном храме огромных размеров. Множество белоризцев совершают богослужение, и вдруг среди них моя жена в белых священнических ризах. Хотя во сне обыкновенно ничему не удивляются, но здесь я удивился, как это моя жена попала в священники. Конечно, это имело духовное значение: она вела святую жизнь, мне, как мужу, было это известно. Я обошел весь храм и запомнил его расположение. Через несколько времени мне совершенно случайно пришло на мысль побывать в Раифской Пустыни. Когда я туда приехал и вошел в храм, то поразился, что это тот, который я видел во сне, только в миниатюре. Я подошел к одному иноку с вопросом: «А здесь есть арка и такой-то придел?» – «Да, есть, – ответил инок, – вы, верно, уже бывали в нашем храме?» – «Нет, – ответил я, – мне хотелось бы повидать Игумена». Познакомясь с Игуменом, я рассказал ему все, а он посоветовал поступить в монастырь. Я как-то сразу легко согласился. Обещал внести вклад. «Деньги неважны, а только бы душа ваша была спасена; конечно, могу принять и деньги, для обители они нужны». Итак, скоро поступил я в монастырь. Когда наступил год и число, предсказанные во сне, то, действительно, меня посвятили в иеродиакона. Конечно, Игумен знал о моем сне, но я мог бы и умереть, не дожив до этого дня. Значит, сон действительно был благодатный.
После я был посвящен и иеромонахи, и вот снова вижу замечательный сон. Снилось мне, будто я нахожусь в каком-то шумном городе и стремлюсь уйти из него. Бегу по улицам и переулкам, а за мной гонятся, и я слышу крики: «Удержите, не отпускайте его». Я бегу еще быстрее, но вдруг мой путь пересекает огромная баррикада. Я прихожу в ужас, думая, что погиб окончательно, но какая-то неведомая благодатная сила переносит меня через баррикаду, и я бегу далее и вижу – у берега моря стоит корабль, уже готовый к отплытию. Только я успел вскочить, как корабль снялся с якоря, и мы поплыли. Чувствуя себя теперь в безопасности, я вышел на палубу и увидел, что город, из которого я бежал, весь объят пламенем и дымом. «Что это за город? – спрашиваю я у стоящих на палубе людей, – и куда мы едем?» – «Это град страстей, от которых ты убежал не своею силою, а с помощью Божественной благодати; едем же мы в страну, «идеже несть болезнь ни печаль, ни воздыхание, но жизнь бесконечная» ». Вот мы, наконец, доехали, и находящиеся на корабле стали выходить на берег. Их радостно встречали люди, облеченные в белые одежды. Вышел было и я, но мне велели вернуться обратно на корабль: «Теперь еще не твоя очередь, – сказали мне белоризцы, – сначала придет к нам инок Иоанн, потом Андрей, далее еще один, а ты будешь четвертый». Я сел опять на корабль и проснулся. Вскоре в нашем монастыре заболел монах Иоанн и скончался, затем смертельно заболел инок Андрей, и я твердо верю, что после его смерти и еще одного монаха придет и моя очередь».
Может быть, он жив и доныне, только я уехал из Казани, поступив в Оптину Пустынь, и больше его не видал.
Вот видите, Господь возвестил посредством сновидений судьбу инока, но это случай исключительный, редкий. Нам же, грешным людям, не следует придавать значение снам, а во всем полагаться на волю Божию, ведущую нас ко спасению.
Скитский рясофорный монах отец Димитрий (Болотов) рассказывал мне о замечательном сне, виденном им в детстве: «Тогда мне было лет 6–7. Вижу однажды во сне, что Ангел берет меня и уносит с собой на небо. Поднимаясь с Ангелом, я вижу нашу деревню, дом, сад, и как они уменьшаются по мере того, как мы поднимаемся все выше и выше.
— Куда это ты несешь меня? – спрашиваю я Ангела, а тот отвечает:
— К Богу!
Но вот мы прилетели к какому-то великому дубу, который летал на воздухе и остановились около него для отдыха. В это время я вижу, к дубу по воздуху идет какой-то Старец величественного вида. Я спрашиваю Ангела:
— Это кто?
— Это Бог! – отвечает Ангел, и я проснулся.
Впоследствии, когда я прибыл в Оптину Пустынь, где жил тогда великий старец иеросхимонах Амвросий, я решился просить его святого благословения на пострижение в монастырь. Помню, вхожу в келью Старца и вижу, что он полулежит на своей кроватке. В эту самую минуту вспомнился мне виденный мною в детстве сон, и какой-то тайный голос подсказал мне: – «Вот он и есть тот самый дуб, который ты видел тогда во сне. «Оно так и выходит, – добавил о. Димитрий, – Скит наш есть своего рода станция от земли к небу. Покойный же Старец был поистине Храмом Божиим, в котором обитал Св. Дух. По благословению этого Старца я поступил в Скит. Так исполнился мой детский сон».
От себя добавлю, что о. Димитрий в мире был замечательным художником и товарищем по Академии с известным портретистом Крамским. Он и сейчас пишет много портретов, которые заказывают ему написать заочно, с фотографических карточек. Пишет также иконы.
Сегодня (21 сентября 1893 г.) память открытия мощей св. Димитрия Ростовского и в этот же день – день Ангела нашего скитского монаха отца Димитрия (Болотова). Пришел я к нему поздравить его с днем Ангела. За чаем он рассказал мне два предивных сна, виденные им еще в миру.
Первый сон видел он, когда ему было лет 15 от роду. Видит он, будто он со своей семьей собрался в лес для чаепития. Поехали они на тарантасе, запряженном тройкой лошадей, как это случилось и наяву. Едут они каким-то великим и прекрасным полем. На поле строится необыкновенной величины храм: но стены его возведены не из кирпичей, а из человеческих голов. Храм почти уже оканчивался постройкой, только оставались несведенными купола в верхних своих частях. Он, т.е. о. Димитрий, будто завидев этот дивный храм соскакивает с тарантаса и бежит к храму, чтобы разглядеть его, и семья уезжает в лес без него.
Входит в преддверие храма и видит стоящий тут аналой с лежащим на нем Евангелием и Крестом. Около аналоя стоит о. Александр, протоиерей Андреевского собора в Петербурге, знакомый их и вместе духовный его отец. О. Димитрий хочет войти в храм, но его останавливают и говорят, что в храм входят предварительно исповедовавшись и приобщившись Св. Таин. В это время он видит еще несколько человек, стоящих вблизи аналоя и ждущих очереди исповедоваться и в числе их генерала Головачевского, тоже знакомого их семейства. Оба они, т.е. о. Александр и Головачевский, были в то время еще живы. Чрез громадную дверь, ведущую в собор, он видит его внутренность; весь он загроможден мостками, слышатся удары молотов и других инструментов – идет работа по внутренней отделке храма. В это время он проснулся.
Другой сон он видел, когда ему было уже лет 25. Идет будто он по узкой тропинке тоже чрез какое-то поле и ему непременно необходимо перебраться на другую сторону поля. В руке у него хлыстик. Вдруг он видит, что на тропочке лежит громадной величины лев и свирепо смотрит на него. О. Димитрий будто начал обходить льва с правой стороны и когда обошел и оглянулся, то увидел, что лев силится встать, но не может по дряхлости своей и только продолжает злобно смотреть на него. Идет он по тропинке далее и видит: лежит на ней великий тигр, с явным намерением броситься на него и растерзать. Его тоже о. Димитрий обошел благополучно и также с правой стороны. Далее идет и видит: стоит на тропинке идол исполинских размеров – о. Димитрий видит только фундамент, на котором он стоит, ступни и голени его ног. Всем телом своим идол уходил в безмерную вышину, так что он его не видел. Идол был как бы золотой, хотя слит был из меди. Идола он обошел, но уже не с правой, а с левой стороны. В это время он проснулся.
Вратарь нашего Скита, старец схимонах Борис отстоявши вчера повечерие, придя в келью внезапно заболел, ноги отнялись. У бдения он поэтому быть уже не мог; не был у обедни сегодня (21 сентября 1893 г.). Говорил мне, что пришло время переходить в вечную жизнь. Видел, будто вчерашнюю ночь, что подходит он к какой-то великой реке, чрез которую переправился на рассвете. Переправа совершилась так быстро, что он не заметил. Вышедши на другой берег реки, видит храм исполинских размеров занимающий пространство примерно с десятину и такой же великой высоты... Храм был прекрасным, походил на собор Калужского монастыря св. Лаврентия. Когда он вошел в храм, то в это время там шла обедня, которую совершал архиепископ Григорий, бывший Калужский Преосвященный, усопший лет 30 тому назад. Внутренность храма была неизглаголанной красоты. Когда о. Борис хотел выйти из храма, то дверей не нашел и остался в нем. В это время он проснулся.
Сегодня, т.е. 22 января 1896 года, о. Димитрий-художник рассказал мне замечательное сновидение, виденное на днях одной шамординской монахиней, матушкой Марией (Соколовой). Она совсем было собралась уезжать из Шамордино, доверившись лукавому помыслу вражью, что не стоит тут жить, ибо нет уже в Оптиной старца Амвросия. Видит во сне, будто она перенесена на какую-то прекрасную местность. Видит громадный дворец. Видит над дверьми над ним: «Обитель отца Амвросия I-го». Входит в него. В нем множество отделений, как бы номеров. Спрашивает кого-то об о. Амвросии и тот приводит ее в канцелярию. Является о. Амвросий и на груди у него множество разных орденов. Совет о. Амвросия был следующий: "Дорога у тебя одна: из Шамордино в Оптину, из Оптиной в Шамордино. Никуда не выезжай". С тем монахиня и простилась. Осталась в Шамордине и успокоилась.
Живущий в нашем Скиту игумен Феодосий рассказывал мне о бывшем ему замечательном сновидении.
«Мне было тогда лет восемь от роду. Однажды вижу во сне, будто я умер, вижу свое собственное тело, лежащее на кровати, а я сам в то же время стою в стороне и смотрю на него. Является Ангел, в виде диакона, облеченный в золотую ризу и со сложенным на плечах крестообразно орарем.
— Вот видишь, – говорит он мне, – это твое тело, и ты умер!
Я будто изумляюсь и ужасаюсь от слов Ангела. В эту минуту Ангел берет меня и уносит вверх. Несемся мы с невыразимой быстротой. Но вот на пути нам встречается другой Ангел, иной по виду, т. е. более величественный и имеющий как бы старшинство пред первым.
— Куда ты несешь его? – спрашивает встретившийся Ангел.
— К Богу, – отвечает ему первый Ангел.
— Вот его место! – возражает ему старший Ангел и указывает при сих словах вниз.
Я смотрю и вижу, что в страшной зияющей глубине пространства волнуется огненное море. В море вижу бесчисленное количество нагих людей всякого пола и возраста, стонущих, вопиющих и плачущих, тщетно порывающихся высвободиться из охватившей их огненной пылающей бездны. Весь исполненный невыразимого ужаса, я обращаюсь будто к первому Ангелу с мольбой о пощаде. И вот по совещании со старейшим Ангелом, он ввергает меняв какую-то страшную глубину морскую, но только это море было зеленого огня и не опалило меня. Я начал будто взывать о пощаде, и Ангел, стоявший на краю бездны, подал мне руку и изъял меня из этого моря на берег. В это время он ударил меня по щеке и сказал:
— Ступай! Но только помни!
В эту минуту я проснулся и почувствовал страшную боль в шее, которая не проходила несколько дней.
Я позабыл сказать, что присужден был на казнь в огненном море Ангелом за некий не исповеданный мною грех, который я хорошо помнил и сознавал. По пробуждении услышавши церковный благовест к утрени, я отправился в церковь с бабушкою своей, которая весьма тогда была удивлена так внезапно появившейся во мне ревностью по Храму Божию.
Страшный сон этот я никогда не забуду, и он по настоящее время предстоит передо мною во всех своих ужасающих подробностях, хотя мне теперь уже более семидесяти лет."
Сегодня, 23 сентября 1896 года, игумен Феодосий, живущий в нашем Скиту на покое, во время прогулки с ним, рассказал мне два чудных сновидения.
Первое видел [он] когда жил в миру, в Земле Войска Донского, служа по откупам. Видит во сне, что он находится в каком-то саду. В саду прекрасный дом, а в нем живет его родная бабушка. Последняя вводит его в дом, показывает ему прекрасное убранство его и говорит, что дом этот принадлежит ей. Выходят они оба на крыльцо, и бабушка показывает ему, что в крыше крыльца недостает нескольких тесин.
— Вот, – говорит она ему, – постарайся, чтоб этого недостатка не было.
При этих словах о. Феодосий проснулся. Сон поразил его. Была ночь, но он встал и записал как сон, так и день, число и час, в которые видел оный. Бабушка его была жива и находилась далеко от него в одной из восточных губерний, кажется, Саратовской.
По прошествии известного времени, о. Феодосий получил письмо, извещающее его о кончине его бабушки. Кончина последовала в ту самую ночь, в которую он ее видел во сне. Бабушка его была жизни благочестивой и любила благотворить бедным.
После сего прошло более десяти лет. О. Феодосий был уже иноком в Лебедянском монастыре. Видит во сне, что входят в его келью покойная бабушка, отец и еще несколько родных, все уже умершие. Он проснулся. Спустя недели две сон этот повторился, и все родные благодарят его за приносимые им молитвы о упокоении их душ.
Сон о бабушкином доме, виденный о. Феодосием, напомнил мне подобный же сон, виденный известным затворником Задонским блаженным Георгием. Он видел великолепный храм, у которого оставалась непокрытою часть купола, у самого креста. Он истолковывал сей сон в смысле близости своей кончины, которая и последовала месяца чрез два. Об этом подробно говорится в его жизнеописании, составленном монахом Григоровым, который прежде был артиллерийским офицером, тем самым, который приветствовал Пушкина пушечными выстрелами на маневрах, за что и посажен был под арест. Потом он сделался монахом и прах его покоится в нашей Пустыни между Собором и церковью преп. Марии Египетской.
Скитский монах Иов рассказывал мне:
«Лет 15 тому назад это было. Стою я и вижу, что приходит ко мне старец иеросхимонах Пимен, уже умерший, и спрашивает меня:
— Справлял ли пятисотницу?
Отвечаю ему:
— Не всегда справляю, как следует.
А тот и спрашивает меня опять:
— А чай пьешь?
— Пью, – отвечаю.
— А поскольку чашек?
— Когда по три, а когда по пяти – как случится.
— То-то и есть,– укоризненно заметил мне усопший Старец, – чай пьешь неравномерно, а пятисотницу не всегда справляешь! Ее необходимо выполнять неопустительно!..– после чего я проснулся», – добавил о. Иов.
Тот же монах Иов рассказывал мне, что первоначально он имел намерение поступить в Саровскую Пустынь, но, поживши там некоторое время в качестве испытуемого, задумал перейти в Оптину Пустынь. Собрался, и вот, видит во сне блаженного Старца высокого роста в монашеской одежде, который спрашивает его:
— Зачем ты уходишь из Саровской Пустыни?
«Я отвечаю, что мне больше нравится в Оптиной Пустыни, так как там есть старец Амвросий.
— Что же... в Оптину иди, это можно, это все равно, что и здесь, – отвечал Старец, и я проснулся.
Не знаю, кто именно был явившийся мне Старец, но полагаю, что – Серафим Саровский».
Скитской иеромонах о. Венедикт рассказывал мне следующее.
«В Смоленске я знал одного иеромонаха, который передавал мне о явлении ему усопшего епископа Иоанна, известного церковного проповедника. Епископ, по наговорам зложелателей, воздвиг на него гонение, и когда умер, то являлся ему явно днем в келью его, прося у него прощения в своем грехе, что продолжалось в течении 40 дней со дня смерти Епископа. Ни изумления, ни ужаса иеромонах не испытывал, а только отвечал усопшему Епископу: "Бог простит!" – и кланялся ему, после чего усопший делался невидимым».
Тот же иеромонах о. Венедикт рассказывал о явлении одному священнику усопшего епископа Смоленского Тимофея, который отличался особенно благочестивой жизнью.
«Однажды, – так передавал о. Венедикту сей священник, – я совершил литургию и вдруг вижу, что на горнем месте стоит архиеп. Тимофей, тогда уже усопший. Я подошел к нему и принял благословение. Благословляя меня, он мне сказал: "Зачем ты произносишь положенные молитвы без внимания?!" А я действительно (добавил священник) служа в церкви, некоторые молитвы произносил рассеянно».
В Скиту нашем года два живет на покое бывший игумен Лютикова монастыря о. Феодосий. Рассказывал он мне, между прочим, о том, как однажды явился ему во сне бывший митрополит Московский Иннокентий. "Вижу, – говорит о. Феодосий, – митрополита Иннокентия во сне. И сказал мне знаменательные слова: "От начала и доселе все козни дьявола побеждаются смирением. Эта от века непреложная истина современна и нам". Слова сии тогда же о. Феодосий по пробуждении записал. Сон этот видел он давно, по кончине Митрополита, а рассказал мне недавно – в ноябре сего 1896 года. Запись его я получил 26 ноября – день памяти свт. Иннокентия Иркутского и, может быть, также памяти Иннокентия митрополита, хотя о последнем и не удостоверяю.
Много раз говорил я уже вам и опять повторяю, что не нужно верить в сновидения, так как там трудно разобрать, который сон благодатный и какой от врага; враг ведь всюду расставляет сети, чтобы уловить неосторожных. Св. Иоанн Лествичник говорит: «Верь только такому сну, который возвещает тебе о вечном мучении за грехи, но если и такие сны зачастят, то не верь и им: значит, враг хочет навести на тебя уныние, да, пожалуй, и отчаяние». Впрочем, и святые отцы говорят, что есть сны благодатные, которые оправдывают сами себя.
Помню, когда еще и не помышлял о монашестве, в 1883 году 17 сентября вижу замечательный сон. Казалось мне, что я нахожусь в какой-то большой комнате, а передо мною старинные часы с большим маятником, похожие на те, что были в старину на почтовых станциях. Какой-то Старец находится около меня и, указывая рукой на часы, спрашивает:
— Который час?
— Половина седьмого, – отвечаю.
Он меня спрашивает вторично:
— Который час? – а затем и третий раз.
— Половина седьмого, – говорю я уже с оттенком раздражения в голосе, а он отвечает:
— Через три года в этот день и месяц ты умрешь.
Я проснулся. Быстро оделся и посмотрел на часы. Было 35 минут седьмого, минут 5 я потратил на одевание, следовательно, сон совпал с действительностью. Произвел он на меня сильное впечатление, и рассказал его некоторым близким мне товарищам. Все они признали, что сон особенный и, может быть, сбудется буквально.
Посоветовали мне записать его. «Надо готовиться к переходу в иной мир», – говорят мне.
Боже мой! Три года – какой короткий срок для подготовки. Надо начинать готовиться, но как – решительно не знаю. Один знакомый инок посоветовал: «Соблюдать посты, ходить почаще в церковь, побольше молиться и постепенно удаляться от всех удовольствий мира сего». Я начал по силе исполнять это. Особенно трудно мне было отказаться от музыки, любил я серьезную музыку, и в частности хорошую оперу. Но в оперу часто входит страстный элемент, и затрагиваются вообще страсти, и я перестал ходить в театр. Мне посоветовали бывать на духовных концертах, заменить музыку светскую духовною. Но чем больше искал я утешения в Боге, тем бледнее становились прежние утешения. Передо мной лежало 3 пути, и я не знал, на который решиться. Один – остаться холостым и жить в миру благочестно, другой – жениться, третий – идти в монастырь. Этот последний путь представлялся мне неясно, как туманное пятно. Волновалась душа моя, не зная, какой путь избрать. Один инок успокоил меня: «Предоставьте все воле Божьей. Он Сам управит вас». Тогда я вполне положился на волю Божию и несколько успокоился.
Прошло 3 года, наступило 12-е сентября, я отправился в Раифскую Пустынь, поговел там, и хорошо поговел. На исповеди я рассказал духовнику о своем сне. «Не знаю, что вам ответить на это, – сказал духовник, – может быть, сон и исполнится на самом деле, и вы у нас в этот день умрете, но может быть, он имеет и другое значение, духовное, которое мы с вами теперь не понимаем».
Наступило 17-е сентября. Я приобщился Св. Таин и остался жив. Сон не исполнился буквально, но я стал жить уже не прежней жизнью; он имел огромное значение для всей моей последующей жизни, с него начался перелом и я, как говорится, повернул курс к востоку.
Прошло еще три года. Случайно, как говорят в миру, но, конечно, по неисповедимому Промыслу Божию, прочел я в журнале «Вера и разум», что есть в Калужской губернии Оптина Пустынь, а в ней – великий старец о. Амвросий, к которому для решения насущных вопросов едут со всех концов России. «Ах, вот эврика, нашел. Поеду к нему, и он мне укажет, какой путь избрать». Взял отпуск и отправился. Отец Амвросий принял меня. «Не тот ли это Старец, – подумал я, – которого я видел во сне? Несколько похож, но с уверенностью сказать, что он – нельзя». Рассказал я и сон свой. Батюшка проницательно смотрел на меня. Выслушав, он улыбнулся и заметил: «Этот сон имеет другое значение, а не буквальное, вы в этом убедитесь. Сейчас в монастырь идти не благословляю, а потом вы там будете».
Приехал я к о. Амвросию снова через 2 года, когда он был уже в Шамордине. Приехал разбитый, измученный и нравственно, и физически. Господь, по милосердию Своему, послал мне в это время тяжелую болезнь. Теперь Батюшка благословил меня поступать в Скит: «Подавайте в отставку, кончайте свои дела и приезжайте», – сказал о. Амвросий. Это было 13 сентября, в день обновления Иерусалимского храма.
Так и поступил я, и прожил здесь 20 лет, и вдруг приходит мое назначение. Тяжело мне было. Но вот с Великого Четверга на Пятницу вижу сон. В этот день служил я Всенощную. Люблю я службу с Четверга на Пятницу. Помню, читая 12 Евангелий, мне казалось, что все в них относится к настоящему моему положению. Ведь Евангелие применимо к каждой христианской душе. Когда я начал читать 1-ю беседу и дошел до места: «Чадца, не долго уже быть Мне с вами» (Ин. 13, 33), – голос мой дрогнул, но я удержался, плакать у нас не полагается. «Чадца, не долго уже быть Мне с вами», за мной стоял Скит, с которым я должен расстаться. Но «да не смущается сердце ваше, веруйте в Бога и в Мя веруйте. В дому Отца Моего обители многи суть, аще ли же ни, рекл бых вам, иду уготовати место вам, и аще уготовлю место паки прииду и поиму вы к Себе» (Ин. 14, 1–3). И последующее в Евангелии все так сильно действовало на душу.
Не знаю, под впечатлением ли этого чтения, или чего другого, вижу сон, будто я нахожусь в Казанском соборе, где я и принял пострижение в мантию. Стою я у иконы Богоматери, и приходят двое: облачают меня в схимнические одежды, с которыми я знаком, затем возлагают на рамо что-то великое, что не составляет принадлежность схимнического одеяния, – и проснулся. Странный, думаю, сон: значение его не понимаю. Рассказал его здесь одному. Мне объяснили его, что означает большие скорби, и правда, – что мне и ожидать на новом назначении? Действительно, схимнические одежды нужно выстрадать: если когда кто покупает себе нарядный костюм, то должен заплатить за него, не тем ли более за схиму. Только за обыкновенные одежды платят деньгами, а за схимнические – великими скорбями. Добрых дел у меня нет в запасе, подвигов тоже никаких. С утра занимаюсь распоряжениями по скитскому хозяйству, а с 2-х часов открываю здесь, как вы сами знаете, так ежедневно до вечера. Чем же оправдать схиму? Скорбями. Надо распяться для мира, по словам апостола: «мне мир распяся, и аз миру» (Гал. 6, 14).