Неделя 1-я по Пятидесятнице, Всех святых Владимирской иконы Божией Матери
Тридцатилетие совершения в возрождавшейся Оптиной Пустыни первой Литургии
Во имя отца и Сына и Святаго Духа.
Сегодня братья и сестры, Господь ставит нас пред тайной Своего избрания – тайной святых. Чтобы ни у кого не оставалось сомнения, Он говорит Своим ученикам: «Не вы Меня избрали, но Аз избрал вас» (Ин. 15, 16). Это избрание на самом деле есть знание души человеков, души того, кто сохранит Ему верность до конца. Мы видим это в апостоле Петре. Разве он отрекся от своего Учителя, от своего Господа, отрекся в самый страшный момент, когда его верность и любовь как раз и были в этот момент может быть нужны более всего. Но что же Господь? Сколь милостиво Он прощает отрекшемуся ученику столь тяжкое преступление. Над Христом не тяготеет буква закона: раз ты сделал то-то и то-то, то получишь и столько-то наказания. Вся суета вовсе не нужна Самому Законодавцу. Он зрит в душу, ведает сокровенное. Он знает истинную верность, истинную любовь, которые хотя и не прошли испытания, но скрываются в глубине этой души.
Каждый святой – это свеча. Точнее – это горение. В отличие от свечи душа человека, решившегося стать богоносцем, более подобна неопалимой купине. И вещественный пламень, объявший ее сердце, не опаляет и не сжигает. Таинственный воск этой свечи сам рождает себя, не оскудевая, но все более и более увеличиваясь, чем сильнее пламень. Человек начинает жить совершенно иным. Люди внешние ничего в этом понять не могут, но это на самом деле есть в каждом человеке. Конечно внутреннее осознание, внутренняя жизнь, последование этой открывшейся жизни оно совершенно изменяет человека и внешне. Изменяет иной раз настолько явно, что это поражает наше воображение, и мы не в силах уразуметь многие превосходящее естество наше представление подвига, будь то страдание мучеников или крайние подвиги преподобных отцов. Внутри каждого человека скрыт этот источник жизни. Но прочувствовать его можно только в пламени молитвы. Человек раздувает в себе искру божественного огня, позволяет этому невидимому пламени всему охватить душу. И конечно это не просто. Этот огонь сжигает и требует многого. Одно хранение его в тайниках сердца крайне ответственно. Можно сказать – это пожароопасно. Найти в себе часть Господню – это отдать Господу все самое лучшее в себе. Это не просто пребывание в покое. Напротив, это жертвоприношение сердца. Постоянное жертвоприношение. Самое удивительное в этом даре то, что Господь дает Свои энергии внутреннему человеку в свободе. Свобода этого выбора непрестанно испытывается. Никто не принуждает идти по этому пути, тем более что путь этот очень тесен, прискорбен, тернист. То горение, о котором говорили спутники Иисуса по пути в Еммаус, вот что влечет вперед сердце.
Еще неопытный апостол Петр, когда ощутил на горе Фавор преизобильное действие этого огня, когда он стал говорить вещи совершенно смешные с точки зрения внешней логики: попросил построить тут палатки, чтобы Господь, Моисей и Илия, явившиеся ему, навсегда остались там, а Петр с другими учениками непрестанно пребывал рядом. И он говорил это не потому, что это место ему понравилось, а потому что там он ощутил там иное измерение необъяснимое. Потому что все это пространство было насыщено божественными энергиями благодати. И вот доступное тварному существу прикосновение к реальности божественной жизни, вхождение в эту жизнь, что либо понять в этом совершенно невозможно, только слышащим обо всем. Но тот, кто испытывает это действие на себе, не столько понимает, сколько жизненно знает, получает это знание тогда. Точнее сказать, даже не знание, а познание, потому что это не ограничено временем, какой-то законченной формой, но непрестанно живое и вновь обновляемое. Познание, проживание, вхождение в бытие неких невидимых глазу, но происходящих все божественной энергии, той силой, что связует, исполняет, оживляет собой все живущее, но как бы в зачаточном состоянии, в малой мере и лишь по-настоящему открывается божественным посещением.
Кому довелось видеть и общаться с избранниками Божьими, обычно бывает поражен именно всецелостью, с какой эта душа отдает себя Богу. Это вовсе не значит, что человек перестал быть человеком. Нет, многие черты земного праха остаются, более того, лежат как некое проклятие всеобщей нашей немощи, этого единого Адама, как тяготение земли, прижимая готовое оторваться и воспарить в небо невещественный дух. Но эта душа постоянно предстоит Богу. Она хранит и не отпускает молитвой то дыхание Духа Святаго, которой сподобил ее Господь. Человек вроде бы живет, ходит, ест, говорит, а внутри его словно разожженный горн словно выплавляет при огромной температуре руды повседневности смыслы, посвященные Богу. Жизнь внутренняя, на которую устремлены внутренние очи, постоянно благоухает чувствами, в которых сплавлены все ароматы земли, выжжено все, что недостойно вечности. Сколько их, угодивших Богу, мы не знаем. Как нам прикоснуться к их тайне? Как увидеть все это необъятное множество святых, по большей части не явленых Богу. Большая часть их сокрыта, как айсберг в морской пучине. Но это не значит, что они не участвуют в судьбах мира, не участвуют в нашей даже столь маленькой, но важной для нас человеческой жизни. А жизнь святых непостижима так же, как все божественное, потому что в жизни святых самое главное это жизнь Бога в их сердце. Это может быть очень близко к нам, потому что мы можем ходить с этим человеком по одним дорожкам и, тем не менее, не знать этого. А можем и знать. И эта святая душа будет словно кремень о кресало высекать из нашей души искры божественной благодати. И в этом сокрыто тоже не случайное, не сиюминутное. Это общение со святыми всегда звательно: ты тоже можешь, стоит только захотеть, стоит только отречься от себя ради Бога.
В житиях святых часто встречаются такие необъяснимые внешние ситуации, когда люди даже совершенно далекие от веры, даже гонители, которые толком ничего не знают о Христе, увидев мучения святых, вдруг сами себя исповедуют христианами. И ситуация кажется более абсурдной, поскольку они решаются приобщиться вот к этому гонимому сообществу не для того, чтобы полнее узнать вдруг открывшееся им учение, а для того, чтобы умереть, умереть ради Христа. И это кажется зачастую совершенно непонятным. Но объяснить это может вот этот неугасимый огнь веры, огнь, который есть истинная жизнь, что открывается порой внешним, но по своему готовым принять это людям. И на самом деле не всегда это чудо привлекает всех. Одни принимают, другие не принимают. И тут же среди толпы оказываются также равнодушно стоящие неверующие, а другие наоборот сподобляются смерти за Христа.
В различных словарях можно прочитать, что значит слово «любовь», найти на букву «л» такое понятие. И, тем не менее оно не объяснит нам по-настоящему, что это значит. И вот какой-то поступок живого человека может открыть в этом гораздо больше, потому что сердце, Сам Бог-Любовь в этот момент прикоснется к живому человеческому сердцу. И вот Бог всегда являет Себя в жизни. И даже когда слово Божие воплотилось. Мы знаем, что Господь после себя не оставил каких-то книг. Ученики, конечно, записывали Его слова, но слова объясняли лишь некие тайны, служили лишь подтверждением самого главного – Его жизни, которую Он прожил на земле, той жизни, которую Он принес в жертву ради нас. И даже после вознесения на небо Господь являет Себя в первую очередь в реальности святых Тела и Крови Господней.
И вот сегодня в нашей обители очень большой праздник. Память всех святых совпала с памятью Божьей Матери Владимирской. А у нас храм, посвященный Божьей Матери Владимирской, иконе Ее. Но есть еще одна дата, которая не отмечена в церковном календаре, но которая на самом деле для нас еще более важна. Это тридцатилетие совершения в Оптиной Пустыни первой Литургии после ее отдания большевиками Церкви. Она совершалась в удивительной внешней скудости среди полнейшего хаоса, разрушений, среди мерзости безбожия, долгие годы как рак разъедавшая тело монастыря. Практически все храмы были разрушены в той или иной степени. И подместно Господу, пришедшему сюда вновь и не имеющему, где главы преклонити, отвели большую башню, когда-то бывшую святыми вратами Обители. Верх этой башни украшает ныне фигура трубящего Ангела. Там был сооружен фанерный иконостас. И даже алтарь был расположен не на восток, а на юг. И служило там вместе с архимандритом Евлогием, который сейчас является митрополитом Владимирским, всего три иеромонаха, приехавшие из Троице-Сергиевой Лавры. Да и народу на этой службе было не многим более пятидесяти человек, гораздо меньше, чем сейчас стоит на этой Литургии.
Это потом потянется в Оптину нескончаемой рекой, вновь обретающей свою украденную веру православный народ. Это потом со всех концов необъятного еще тогда Советского Союза съезжаться сюда желающие иноческой жизни. Это потом начнутся совершаться первые постриги. А тогда словно Лазарь из гроба выходила прежде славная Обитель. И явные приметы смерти уже не травмировали любящие Бога души, а больше радовали, потому что они были приметами воскресения. Пусть и смрад четверодневного мертвеца, пусть страшные пелены смерти, которые еще предстояло срезать с ожившего, но еще столь слабого тела, пусть еще долго пришлось отваливать эти камни, закрывающие гроб, совершилось главное – началась жизнь. Опять на этом месте стала приноситься бескровная жертва любви. Власть ада разрушена, жало смерти затуплено. И наш народ, лишь отчасти сохранивший свою веру, а в большинстве утративший ее, но больше хранивший любовь к своей земле, к тому, что являлось славой, сокровищем их предков, этот народ как евангельский слепец потянулся к Оптиной, чая исцеления, чая прощения, чая обрести здесь то, что казалось, утеряно уже навек.
Божья Матерь опять прославлялась на этом месте. Стала совершаться Литургия, и явился свет. Все вокруг стало изменяться. И не только строились разрушенные стены, но местные жители рассказывали мне, что до появления монахов окружающий лес словно был мертвый, а тут вдруг стал оглашаться таким оглушительным пением птиц по утрам, что местные жители просыпались еще до рассвета. Через явление тела Христова можно прикоснуться ко всем тайнам Божьим. Это тело, которое плоть Моя, которое Я дам за живот мира – так говорит Господь. Это непостижимая тайна. И в тоже время это реальность, реальность, данная нам в пищу, чтобы мы все постигли, все уразумели через это не через рациональные рассуждения, а через жизнь, через приобщение к смерти Христа, к Его нескончаемой, неоскудевающей жизни, к Его жертве за нас. Христос вспоминает ветхозаветное чудо питания народа манной в пустыне, говорит: отцы ваши ели манну в пустыне и все же умерли. Хлеб же, сходящий с небес таков, что едущие его не умирают. Потом Он говорит: Я есть хлеб, сошедший с небес.
Как изголодался наш народ по этому хлебу за 70 лет этого странствования по пустыням безбожия по этому истинному насыщению. Как он смог пронести верность своим идеалам? Только благодаря прежнему подвигу наших предков, их прежней первой любви. И поэтому так удивительно, что совпала эта дата с днем всех святых, вымоливших для нас это чудо, этот удивительный дар церковной жизни, дар богообщения, дар приобщения Телу и Крови, тридцатилетие которого мы отмечаем и которое постоянно совершается с тех пор в этой Обители. Сейчас мы вспоминаем эти дни, хотя многих из нас тут и не было тогда. Но именно тогда совершилось новое рождение Оптиной. Ее неумирающий дух обрел, наконец, пристанище на прежнем месте. Оптинское солнце опять стало согревать обнищавшую и заледеневшую от безбожия Россию. Божественная закваска, брошенная в бесприглядную серость мнимого существования, тогда начала всходить, вскисать удивительными плодами покаяния, плодами подвига, плодами любви. Сюда стали приходить почувствовавшие свою нищету духа, приходить, чтобы стать плачущими, чтобы стать кроткими, чтобы стать сокрушенными сердцем, потому что Господь творит из некоторых таковых совершенных, творит Своих святых. И даже из тех, кто не достигает полноты святости, они все равно получает этот величайший дар освящения, дар преображения. Та чистота, тот пламень веры, который Господь дарует душе, а эта душа решается сохранить его и пронести через все препятствия, воздвигаемые врагом, через все трудности жизни, потому что этот дар есть любовь, а любовь – это Бог.
Аминь.