«Монашествующих слава и похвала»
30 лет назад, в 1988 году на Поместном соборе Русской Православной Церкви, на котором в лике преподобных был прославлен оптинский старец Амвросий, состоялось прославление и святителя Игнатия (Брянчанинова), который всю свою жизнь считал себя учеником оптинских старцев Льва и Макария.
В Деянии собора было отмечено, что епископ Игнатий — «подвижник благочестия, автор многочисленных творений, аскет и учитель христианской жизни, труды которого по глубине и духовному содержанию раскрывают дух святоотеческого предания и являются его продолжением. Они легко читаемы и понимаемы современным христианином. Епископ Игнатий почитался за святость жизни уже своими современниками, которые видели в нем ученого подвижника и богослова Православной Церкви».
Как у каждой большой реки есть свой исток, так и в жизни каждого человека есть свое начало, которое во многом определяет основное жизненное русло. Для святителя Игнатия, тогда еще молодого студента Санкт-Петербургского Военного инженерного училища Димитрия Александровича Брянчанинова, таким поворотным моментом стала встреча с преподобным старцем Львом (Наголкиным).
Изучая разнообразные науки в инженерном училище, Димитрий Александрович не раз задавался вопросом: «Человек вечен, и собственность его должна быть вечна. Покажите мне эту вечную собственность, которую я мог бы взять с собою за пределы гроба!». — Но «науки молчали».
Благодаря своим родственным связям, в Петербурге Димитрий Александрович был желанным гостем во многих великосветских домах — в доме президента Академии художеств и члена Государственного Совета Алексея Николаевича Оленина, который посещали А.С. Пушкин, И.А. Крылов, К.Н. Батюшков и Н.И. Гнедич, и др. Но среди блестящего великосветского общества юный студент не находил близких ему по духу людей.
Именно таких людей он нашел на Валаамском подворье и в Александро-Невской лавре, которые посоветовали ему познакомиться с творениями святых Отцов Церкви. Вот как сам он писал о том благодатном влиянии, которое произвели на него святоотеческие творения: «Что прежде всего поразило меня в писаниях отцов Православной Церкви? — Это их согласие, согласие чудное, величественное».
В Александро-Невской лавре произошла встреча старца Льва и будущего святителя, куда старец прибыл по делам из Александро-Свирского монастыря. «Димитрий Александрович почувствовал такое влечение к этому старцу, что как бы век жил с ним: это были великие минуты, в которые старец породил его духовно себе в сына... О впечатлении этой первой беседы Димитрий Александрович высказался после своему другу Чихачову так: «Сердце вырвал у меня о. Леонид, — теперь решено: прошусь в отставку от службы и последую старцу; ему предамся всею душею и буду искать единственно спасения души в уединении». После этой первой встречи Димитрий Александрович уже не принадлежал более миру, решительный переворот был произведен, требовалось только некоторое время, чтобы окончательно распутать мирские узы».
По воспоминаниям современников, «старец был большого роста, величественный, в молодости обладавший баснословной силой, сохранивший до старости лет, несмотря на полноту, грацию и плавность в движениях. Вместе с тем его исключительный ум, соединенный с прозорливостью, давал ему видеть людей насквозь. Душа старца была преисполнена великой любви и жалости к человечеству».
Окончив инженерное училище в 1826 году в чине поручика, Димитрий Александрович сразу подал прошение об отставке, чтобы поступить в монастырь. Однако родители категорически отказались благословить его на путь иноческой жизни. Высшее начальство также отказало ему в отставке.
В начале 1827 года он получил предписание выехать в Динабургскую крепость. В Динабурге Брянчанинов скоро заболел, а осенью 1827 года было принято его прошение об освобождении от светской службы.
Димитрий Александрович сразу же уехал в Александро-Свирский монастырь Олонецкой губернии к старцу Льву и вступил в число послушников.
В жизнеописании святителя Игнатия Брянчанинова старец Лев назван Моисеем, выведшим нового израильтянина из Египта мирской жизни: «поступив в монастырь, Димитрий Александрович всей душой предался старцу о. Леониду в духовное руководство. Эти отношения отличались всей искренностью, прямотой, представляли совершенное подобие древнего послушничества, которое не решалось сделать шагу без ведома или позволения наставника. Всякое движение внутренней жизни здесь происходит под непосредственным наблюдением старца. Ежедневная исповедь помыслов дает возможность тщательно наблюдать над собой; она предохраняет новоначального инока от вредного действия этих помыслов, которые, будучи исповеданы, подобно скошенной траве, не могут уже возникать с новой силой. Опытный взор старца духовника обнаруживает самые сокровенные тайники души, указывает гнездящиеся там страсти и таким образом удивительно способствует самонаблюдению. Чистосердечная исповедь, всегдашняя преданность старцу и всецелое перед ним отсечение воли вознаграждаются духовным утешением, легкостью и мирным состоянием духа, какие свойственны бесстрастию. Они не только далеко превосходят то обыкновенное спокойствие и радостное расположение, которое получаются от житейского благополучия, но и совершенно разнствуют от них, не подобны им».
В 1829 году юный послушник последовал за старцем в Площанскую пустынь, где произошло его знакомство со старцем Макарием, а затем в скит Оптиной пустыни...
Получив по милости Божией в самом начале своего духовного пути таких наставников, Димитрий Александрович, с одной стороны, избежал многих претыканий, а с другой — пользуясь советами искусных в духовной жизни старцев, приобретал и сам опытность, восходя по лествице духовной жизни. Недаром в тропаре Святая Православная Церковь воспевает святителя Игнатия как «поборника Православия, делателя молитвы, — славу и похвалу монашествующих».
Будучи уже сам умудренным духовным наставником, святитель Игнатий создал свой труд «Аскетические опыты», куда вошла глава «О монашестве. Разговор между православными христианами, мирянином и монахом», в которой составитель пишет о значении Оптиной Пустыни для русского монашества и шире — для всего русского общества. О преподобных оптинских старцах Льве и Макарии святитель
писал: «Оба старца были напитаны чтением Отеческих писаний о монашеской жизни, сами руководствовались этими писаниями, руководствовали ими и других, обращавшихся к ним за назидательным советом. Такой род жительства и поведения они заимствовали от своих наставников; он начался с первых иноков, достиг по преемству до нашего времени, составляет драгоценное наследство и достояние монахов, достойных своего имени и назначения.
Братство Оптиной Пустыни начало немедленно умножаться в значительном размере и совершенствоваться в нравственном отношении. Ревностным братиям старцы объяснили правильный и удобный способ подвижничества; колеблющихся они поддержали и ободрили; слабых укрепили; впавших в согрешения и греховные навыки привели к покаянию и исцелили. К смиренным хижинам схимонахов стали стекаться во множестве светские лица всех сословий, обнажили пред ними страдания души, искали врачевания, утешения, укрепления, исцеления. Тысячи обязаны им благочестивым направлением своим и сердечным миром. С состраданием смотрели они на страждущее человечество; облегчали пред ним значение греха, объясняя значение Искупителя и из значения Искупителя объясняя необходимость для христианина в оставлении греховной жизни; были снисходительны к немощи человеческой и, вместе, сильно врачевали эту немощь! Таков дух Православной Церкви; таковыми были ее святые всех времен».