<<предыдущая оглавление следующая>>
Под руководством старца Макария
Старец Макарий воспитывал строгого подвижника, украшенного смирением, терпением и другими иноческими добродетелями. Он, как в свое время и отец Леонид, нередко подвергал отца Амвросия унижениям и оскорблениям. Когда за отца Амвросия пытались заступиться свидетели этих «воспитательных мер»: «Батюшка, он человек больной!» — старец отвечал: «А я разве хуже тебя знаю. Но ведь выговоры и замечания монаху — это щеточки, которыми стирается греховная пыль с его души; без сего монах ржавеет». За всем этим была огромная любовь старца к своему подопечному. Проявлялась она и в «вещественных утешениях», иногда — маленьких, но согревающих и поддерживающих в нелегком иноческом житии. «Иду однажды по скиту, — рассказывал сам отец Амвросий, — вдруг мне навстречу батюшка, где-то он взял крошечную баночку варенья, вышиною не больше вершка, и, подавая мне ее, говорит: "На-ко, на-ко тебе для услаждения гортани от горести, ею же сопротивник напои"». Под руководством старца Макария отец Амвросий смог без особых преткновений обучиться искусству из искусств — умной молитве.
Рядом со старцем монах Амвросий не только возрастал и совершенствовался сам, но и проходил бесценную школу старческого окормления — и на собственном опыте, и на примере того, как старец общался с народом — давал советы, утешал, молился, увещевал.
Круг обязанностей отца Амвросия постоянно расширялся, он нес два важных послушания: помогал старцу в издании святоотеческих трудов и другой душеполезной литературы, а также по его поручению отвечал на некоторые письма. Так старец Макарий постепенно готовил себе преемника.
Старец Макарий привлек своего ученика к работе над подготовкой к изданию переводов святоотеческих творений. Отец Амвросий был ревностным сотрудником старца, он подготовил издание одного из самых главных аскетических творений — «Лествицы» преподобного Иоанна Лествичника. В основание его был положен перевод старца Паисия Величковского, кроме того, изучались и сравнивались другие печатные издания и переводы «Лествицы», а также подлинный греческий текст книги. Целью этой большой работы было предложить читателям понятный, доступный текст, сохранив при этом точность изложенных в нем высоких духовных истин.
Отец Амвросий не оставил дело книгоиздательства и после кончины старца Макария. Со временем стали выходить и жизнеописания оптинских подвижников. Отец Амвросий сам составил жизнеописание старца Макария, под его руководством были собраны и изданы письма старца.
Кропотливая работа над текстами святоотеческих творений под руководством мудрого старца стала также этапом в духовной подготовке отца Амвросия к подвигу старчества, который ему пришлось взять на себя после кончины отца Макария, последовавшей в 1860 году.
Путь к старчеству
Еще при жизни старца Макария, с его благословения, некоторые из братии приходили к отцу Амвросию для исповеди и за советом. Вот как об этом рассказывал игумен Марк, окончивший жизнь на покое в Оптиной: «Сколько мог я заметить, отец Амвросий жил в это время в полном безмолвии. Ходил я к нему ежедневно для откровения помыслов и почти всегда заставал его за чтением святоотеческих книг. Если же не заставал его в келье, то это значило, что он находился у старца Макария, которому помогал в корреспонденции с духовными чадами или трудился в переводах святоотеческих книг. Иногда же я заставал его на кровати и со сдержанными и едва приметными слезами. Мне казалось, что старец всегда ходил перед Богом или как бы всегда ощущал присутствие Божие, по слову псалмопевца "предзрех Господа предо мною выну" (Пс. 15, 8), а потому все, что ни делал, старался творить ради Господа и Ему в угодность. Поэтому он всегда сетовал, боясь, как бы чем не оскорбить Господа, что отражалось и на его лице. Видя такую сосредоточенность своего старца, я в его присутствии всегда был в трепетном благоговении. Да иначе мне и нельзя было быть. Когда, по обыкновению, я опускался пред ним на колени, чтобы получить благословение, он весьма тихо спрашивал меня: "Что скажешь, брате, хорошенького?" Озадаченный его сосредоточенностью и умилением я, отвечал: "Простите, Господа ради, батюшка. Может быть, я пришел не вовремя?" — "Нет, — скажет старец, — говори нужное, но вкратце". И, выслушав меня со вниманием, он с благоговением преподаст полезное наставление и отпустит с любовью. Наставления же он преподавал не от своего мудрствования и рассуждения, хотя и богат был духовным разумом. Если он учил духовных чад, относящихся к нему, то как бы в среде учащегося, и предлагал не свои советы, а непременно деятельное учение святых отцов». Если же отец Марк жаловался отцу Амвросию на кого-либо обидевшего его, старец, бывало, скажет плачевным тоном: «Я сегодня-завтра умру. Что я сделаю с этим братом? Ведь я не настоятель. Надобно укорять себя, смиряться перед братом — и успокоишься». Такой ответ вызывал в душе отца Марка самоукорение, и он, смиренно поклонившись старцу и испросив прощения, уходил успокоенный и утешенный, «как на крыльях улетал». Иеромонах Оптиной пустыни отец Геронтий вспоминал, что «отец Амвросий хотя и старчествовал, но как бы прикровенно». Кроме монахов, отец Макарий сближал отца Амвросия и со своими мирскими духовными чадами. Видя его беседующего с ними, старец Макарий шутливо говорил: «Посмотрите-ка, посмотрите! Амвросий-то у меня хлеб отнимает!»
Отец Амвросий получил благословение на духовное окормление братии в очень молодом по монастырским меркам возрасте — ему не было и 40 лет, но таково было доверие к нему опытных отцов, видевших его редкие дарования. Когда старец Макарий скончался, отец Амвросий постепенно был поставлен на его место, но он не сразу был признан братией преемником старца. С течением времени слух о духовной опытности и мудрости отца Амвросия все более и более распространялся, число обращающихся к нему возрастало. Иеромонах Антоний (Бочков) писал об отце Амвросии, что обитель Оптинская «от него получает укрепление и назидание. Причиною тому служат: его кротость, доброта и простота. Его благой пример и советы могут сотворить чудо... Хвалить его напрасно. Дела лучше слов говорят за него... Видно, назначено ему спасаться болезнями; редкое его незлобие и младенчество христианское все переносит благодушно: и Божие наведение, и человеческие неправды».
Одна барыня, глубоко огорченная кончиной отца Макария, услышав, что в Оптиной пустыни есть теперь новый старец, отец Амвросий, воскликнула: «Как! Чтобы я после Макария пошла к этому монаху, который все вертелся в батюшкиных кельях и расхаживал с мешочком! Это невозможно!» Но спустя некоторое время, случайно побеседовав с отцом Амвросием, она вышла от него растроганная и впоследствии говорила: «Я знала обоих, но чувствую, что отец Амвросий еще выше отца Макария».
Через 40 дней после кончины старца Макария отец Амвросий перешел на жительство в корпус рядом со скитской оградой, с правой стороны от колокольни. На западной стороне этого корпуса была сделана пристройка, называемая «хибаркой», для приема женщин (в скит их не пускали). Тридцать лет, до отъезда в Шамордино, прожил здесь отец Амвросий, служа ближним.
Вскоре после кончины старца Макария, обитель постигла еще одна утрата: в 1862 году скончался настоятель архимандрит Моисей. При нем начался расцвет монастыря, при нем поступил в обитель отец Амвросий. Новым настоятелем обители стал отец Исаакий (Антимонов). Старец Амвросий был его духовником, архимандрит Исаакий относился к нему с глубоким благоговением и преданностью, во всем полагаясь на его советы, ничего не предпринимая без его благословения.
Подвижническая жизнь
Внешняя сторона жизни старца Амвросия была самая скромная. В келье его было только необходимое: в переднем углу — несколько икон, около двери висели ряса и подрясник с мантией, кровать с холщевым, набитым соломой, тюфяком и такой же подушкой — вот и все ее убранство. При старце были два келейника: отец Михаил и отец Иосиф (Литовкин, будущий старец). Главным письмоводителем был отец Климент (Зедергольм), сын протестантского пастора, перешедший в Православие, высоко образованный человек.
На молитву отец Амвросий вставал в 4 утра, звонком вызывал келейников, они прочитывали правило, после чего старец оставался один, совершая Иисусову молитву. После краткого отдыха, читались часы: третий, шестой с изобразительными и, смотря по дню, канон с акафистом Спасителю или Божией Матери. Эти акафисты старец выслушивал стоя. После молитвы и легкого завтрака начинался трудовой день с небольшим перерывом в обеденное время. Ел старец крайне мало. Даже во время обеда келейники продолжали задавать ему вопросы по просьбе посетителей. После некоторого отдыха напряженный труд возобновлялся — и так до глубокого вечера. Трудно представить себе, как он мог, будучи постоянно болен, в полном изнеможении сил, принимать ежедневно толпы людей и отвечать на десятки писем.
Вот описание обычной обстановки в хибарке старца, где его всегда ожидали многочисленные посетительницы: «Лишь только выйдет к ним келейник, как в сотню голосов к нему: "Доложите, доложите". Желая хоть сколько-нибудь успокоить посетительниц, он спросит: "Как о вас доложить?" Каждая, конечно, сказывает, откуда прибыла. Но где же ему в такой суматохе всех упомнить? Своеобразно докладывал о них отец Михаил: придет к старцу и скажет: "В хибарке вас, Батюшка, ждут". — "Кто там?" — спросит старец. — "Московские, Вяземские, Тульские, Белевские, Каширские и прочие народы". — "Скажи, чтобы подождали"».
Часто бывало, что беседы с посетителями затягивались, продолжаясь в то время, которое было отведено для отдыха старца, и келейник напоминал ему об этом. Тогда батюшка снимал шапочку, раскланивался и говорил по обычаю в шутливом тоне: «Очень признателен вам за посещение, отец N говорит, что пора...» Иногда, жалея утомленного старца, келейник говорил: «Батюшка, уж два часа», — а отец Амвросий отвечал: «Ты переведи их назад, и будет час», — и беседа с посетителями продолжалась.
Несмотря на крайнее изнеможение и болезненность старца, день всегда заканчивался вечерним молитвенным правилом, состоящим из малого повечерия, канона Ангелу хранителю и вечерних молитв. От беспрерывных докладов келейники, то и дело приводившие к старцу и выводившие посетителей, едва держались на ногах. Сам старец временами лежал почти без чувств. После молитвы келейники принимали благословение и оставляли старца одного.
Так проходили будние дни. Накануне воскресных и праздничных дней в келье отца Амвросия совершалось всенощное бдение. Ко всем большим праздникам старец рассылал многочисленные поздравления своим духовным чадам. Особой торжественностью отличался День ангела старца Амвросия, 7 декабря (ст. ст.), празднование памяти святителя Амвросия Медиоланского.
Неоднократно происходили ухудшения и без того слабого здоровья старца. Однажды доктора запретили отцу Амвросию принимать посетителей, но он все равно продолжал принимать народ. Чтобы остановить приходящих, постоянно осаждавших келью отца Амвросия, к двери прикрепили записку: «Врачи запрещают Старцу принимать посетителей», но и это не особенно подействовало на посетителей. Старец с великим смирением переносил свои болезни, никогда не жалуясь, но изредка приоткрывал степень своих страданий. Однажды на общем благословении он сказал своим посетительницам, что всю ночь не спал. Все начали расспрашивать, от чего, да как же это, на что старец сказал: «Вот все могут говорить о своих болезнях, а я и не говори: начнутся оханья, слезы; потому если и скажу иногда, то только часть; а если бы знали все, что я чувствую... Иногда так прижмет, что думаю, — вот пришел конец».
Благодатный старец
Во всех словах и действиях отца Амвросия проявлялось глубокое смирение, из него и рождалась та удивительная любовь, которая не разбирала «плохих» и «хороших», в каждом человеке видел он образ Божий. Любовь старца не была «отношением» к кому-то, это было состояние, в котором он жил. Ему было свойственно постоянное сердечное сокрушение как о своих собственных грехах, так и о грехах своих ближних. О его исповеди рассказывал иеромонах Платон, бывший одно время духовником отца Амвросия: «Как назидательна была исповедь старца! Какое смирение и сокрушение сердечное выказывал он о грехах своих! Да и каких грехах! О таких, которые мы и за грех не считаем... Посмотрю, посмотрю на плачущего старца, да и сам заплачу». Как-то старец сказал: «Прожил я в монастыре 40 лет и не нажил 40 реп; истинно чужие крыши покрывал, а своя раскрыта стоит; а мне уже доходит 67-й год». В своих письмах к разным лицам отец Амвросий часто просил помолиться о нем — «глаголющем и не творящем». Он никогда и не помышлял о себе, как о достигшем каких-либо духовных высот.
Смирение и постоянное очищение сердца искренним покаянием, самоосуждением и молитвой создавали в душе старца светлое, мирное, радостное настроение, которое не оставляло его даже в минуты тяжелых физических страданий, он всегда был весел и спокоен. Даже в болезни он обычно шутил с окружающими, утешал малодушных или словом, или отечески-ласковым взглядом. Обыкновенно, когда состояние старца ухудшалось, все скитские братия были в унынии. Он старался приободрить их, иногда встречая шутливо-приветливыми словами: «Терпел Елисей, терпел Моисей, терпел Илия, так потерплю ж и я».
Интересно, что свойственное ему в миру чувство юмора, умение поднять дух окружающих не исчезли после многих лет монашеской жизни. Черты его характера — легкость, веселость, открытость — сохранились, преображенные той огромной духовной работой, которая была им совершена за это время. Даже его любовь к поэзии, остроумному, точному слову по-прежнему проявлялась в том, как он давал советы и назидания. Часто он делал это в шутливой форме, подбирал соответствующие ситуации пословицы, а бывало и формулировал очередной совет «в рифму», это само по себе ободряло и поддерживало «вопрошающих». Вспоминают, что нередко старец заставлял кого-нибудь из посетителей прочитать подходящую басню Крылова, содержание которой касалось того вопроса, о котором шла речь. Крылова отец Амвросий очень любил, его «Басни» всегда стояли на полке старца среди святоотеческих трудов и другой душеполезной литературы, и он частенько просил кого-нибудь из келейников почитать Крылова, восхищаясь живым слогом, точностью выражений, юмором и остротой мысли.
Старец терпел рядом с собой людей с самым тяжелым, неприятным характером. Много досаждала ему одна монахиня, и однажды его спросили, как он ее выносит, на что отец Амвросий отвечал: «Если здесь, где я стараюсь ее успокоить, ей все-таки так тяжело, каково ей будет там, где все ей будут перечить! Как же ее не терпеть!» Вот еще пример снисхождения старца к недостаткам людей — одна из посетительниц сказала ему: «Как это вы, батюшка, не только не гневаетесь на тех, кто об вас нехорошо говорит, но и продолжаете любить их?». Старец много этому смеялся и сказал: «У тебя был маленький сын: сердилась ли ты на него, если он что и не так делал и говорил? Не старалась ли, напротив, как-нибудь покрывать его недостатки?»
Отец Амвросий умел вразумлять нуждающихся словом, понятным лишь тому, к кому оно относилось, ведь чаще всего ему приходилось давать свои советы при большом скоплении людей. Например, он мог рассказать историю, которая служила ответом на сокровенную мысль кого-либо из присутствовавших. Но каждому он давал столько, сколько тот мог вместить по своему душевному устроению. Старец не имел обыкновения прямо и резко обличать кого-либо перед людьми. И не столько угрозой, сколько любовью умел батюшка вести людей к исправлению, вселяя в души их веру, что не все потеряно, и можно, при помощи Божией, одолеть врага. Когда люди входили к старцу со своими скорбями и невзгодами, душам их становилось вдруг легко и свободно. С особенной любовью отец Амвросий относился к детям, любил поговорить с ними, приласкать, для них всегда были у него наготове сладость или небольшой подарочек, и дети тоже очень тянулись к старцу, совсем не боялись его.
Сохранилось описание внешности отца Амвросия: «Это был благообразный старец, немного выше среднего роста и несколько от старости сутуловат. Будучи смолоду очень красивым, как передавали знавшие его в то время лично, он и в старости не потерял приятности в своем лице, несмотря на его бледность и худобу. На голове спереди имел небольшую лысину, которая, впрочем, нисколько его не безобразила и даже как-будто шла к его лицу, а сзади несколько прядей коротких, темно-русых с проседью волос; на лбу две-три морщины, которые при случае совершенно сглаживались; глаза светло-карие, живые, проницательные, видящие душу насквозь; губы обыкновенные, борода довольно длинная, редкая, седая, в конце раздвоенная.
От живости батюшки выражение лица его постоянно менялось. То он с лаской глядел на вас, то смеялся с вами молодым одушевленным смехом, то радостно сочувствовал, если вы были довольны, то тихо склонял голову, если вы рассказывали ему что-нибудь печальное, то на минуту погружался в размышление, когда вы хотели, чтобы он сказал вам, как поступить в каком-либо деле, то решительно принимался качать головой, когда отсоветовал какую-нибудь вещь, то разумно и подробно, глядя на вас, всё ли вы понимаете, начинал объяснять, как надо устроить ваше дело.
И вы чувствовали, что эти глаза видят все, что в вас есть дурного и хорошего; и вас радовало, что это так, и что в вас не может быть для него никакой тайны».
Уже при жизни старца стали явными те дарования, которые он стяжал самоотверженным служением Богу и ближним. Мы приведем лишь некоторые свидетельства очевидцев о различных проявлениях действия благодати Божией через старца Амвросия.
Дар прозорливости
Среди духовных благодатных дарований отца Амвросия, привлекавших к нему тысячи людей, следует в первую очередь упомянуть прозорливость старца. Легким, никому не заметным намеком он указывал людям их слабости и заставлял их серьезно задуматься. Одна дама, часто бывавшая у старца Амвросия, сильно пристрастилась к игре в карты и стеснялась сознаться ему в этом. Однажды, на общем приеме, она стала просить у старца «карточку» — фотографию. Старец внимательно, своим особенным, пристальным взглядом посмотрев на нее, сказал: «Что ты, мать? Разве мы в монастыре играем в карточки?» Она поняла намек и покаялась старцу в своей слабости.
«Вера пришла смотреть лицемера...»
Одна молодая девушка, окончившая высшие курсы в Москве, мать которой давно уже была духовной дочерью отца Амвросия, никогда не видя старца, не любила его и называла «лицемером». Мать уговорила ее побывать у отца Амвросия. Придя к старцу на общий прием, девушка стала позади всех, у самой двери. Вошел старец и, отворив дверь, закрыл ею молодую девушку. Помолившись и оглядев всех, он вдруг заглянул за дверь и говорит: «А это что за великан стоит? Это — Вера пришла смотреть лицемера?» После этого он побеседовал с нею наедине, и отношение к нему молодой девушки совершенно переменилось: она горячо полюбила его, и судьба ее решилась — она поступила в Шамординский монастырь. Кто с полным доверием предавался руководству старца, никогда в этом не раскаивался, хотя и слышали иногда от него такие советы, которые с первого раза казались странными и совершенно неисполнимыми.
«Кто здесь нетерпеливые?»
Обычно у старца собиралось множество народу. И вот одна молодая женщина, которую уговорили посетить батюшку, находилась в раздраженном состоянии, что ее заставляют ждать. Вдруг дверь широко отворяется. Старец с ясным лицом появляется на пороге и громко говорит: «Кто здесь нетерпеливые, пойдите ко мне». Приближается к молодой женщине и ведет ее к себе. После беседы с ним она становится частой гостьей Оптиной и посетительницей отца Амвросия.